Таня Танк

Теперь предлагаю проанализировать, что же Иванов сам думает о себе и о своем состоянии.

А ничего конкретного. То и дело перебирает причины, но отвергает их одну за одной. Потому что нет никаких видимых, поддающихся его анализу, причин... как и объективно нет причин, адекватных для запуска столь серьезной депрессии.

Переживаемый Ивановым кризис настолько очевиден окружающим (да он его и не скрывает), что его причины обсуждает как близкие Иванова, так и местный "бомонд". И они тоже ломают голову над этой "загадкой века". Ну а кто не ломает, к тому Иванов сам пристает с вопросами: "Что со мной?"

Вот подборка объяснений, которые Иванов дает о своем состоянии разным людям.

Доктору Львову:

«Вы, милый друг, кончили курс только в прошлом году, еще молоды и бодры, а мне тридцать пять. Я имею право вам советовать. Не женитесь вы ни на еврейках, ни на психопатках, ни на синих чулках, а выбирайте себе что-нибудь заурядное, серенькое, без ярких красок, без лишних звуков. Вообще всю жизнь стройте по шаблону. Чем серее и монотоннее фон, тем лучше. Голубчик, не воюйте вы в одиночку с тысячами, не сражайтесь с мельницами, не бейтесь лбом о стены... Да хранит вас бог от всевозможных рациональных хозяйств, необыкновенных школ, горячих речей... Запритесь себе в свою раковину и делайте свое маленькое, богом данное дело... Это теплее, честнее и здоровее. А жизнь, которую я пережил,— как она утомительна! Ах, как утомительна!.. Сколько ошибок, несправедливостей, сколько нелепого…
(...)
Лишние люди, лишние слова, необходимость отвечать на глупые вопросы — всё это, доктор, утомило меня до болезни. Я стал раздражителен, вспыльчив, резок, мелочен до того, что не узнаю себя. По целым дням у меня голова болит, бессонница, шум в ушах... А деваться положительно некуда... Положительно...»

Утомленный гимназией и хозяйством

Давнему приятелю Павлу Лебедеву, отцу Шуры:

«Иванов. Паша! (Останавливает его). Что со мною?

Лебедев. Я сам тебя хотел спросить об этом, да, признаться, стеснялся. Не знаю, брат! С одной стороны, мне казалось, что тебя одолели несчастия разные, с другой же стороны, знаю, что ты не таковский, чтобы того... Бедой тебя не победишь. Что-то, Николаша, другое, а что — не понимаю!

Иванов. Я сам не понимаю. Мне кажется, или... впрочем, нет! Видишь ли, что я хотел сказать. У меня был рабочий Семен, которого ты помнишь. Раз, во время молотьбы, он захотел похвастать перед девками своею силой, взвалил себе на спину два мешка ржи и надорвался. Умер скоро. Мне кажется, что я тоже надорвался. Гимназия, университет, потом хозяйство, школы, проекты...

Веровал я не так, как все, женился не так, как все, горячился, рисковал, деньги свои, сам знаешь, бросал направо и налево, был счастлив и страдал, как никто во всем уезде. Все это, Паша, мои мешки... Взвалил себе на спину ношу, а спина-то и треснула. В двадцать лет мы все уже герои, за всё беремся, всё можем, и к тридцати уже утомляемся, никуда не годимся. Чем, чем ты объяснишь такую утомляемость? Впрочем, быть может, это не то... Не то, не то!.. Иди, Паша, с богом, я надоел тебе.

Лебедев (живо). Знаешь что? Тебя, брат, среда заела!

Иванов. Глупо, Паша, и старо. Иди!

Лебедев. Действительно, глупо. Теперь и сам вижу, что глупо».

Надорвался? А что, собственно, сделал-то? В гимназиях и университетах училось большинство из нас, и эта "непосильная ноша" "почему-то" никого особо не подкосила.

На хозяйстве надорвался? Но ведь не сделано ничего в хозяйстве. Все застопорилось на уровне идей, или же руки опустились после первых же фрустраций, неизбежных, когда мелкими шагами идешь к большой цели и, в принципе, делаешь большое непростое дело.

Школы? А что со школами? Непонятно, что это были за проекты. Не нашла больше о них упоминаний в тексте. Известно, что Иванов - непременный член по крестьянским делам присутствия. Я не совсем понимаю, что это значит, но, возможно, по роду службы он занимался, в том числе, и налаживанием работы сельских школ?

Как бы то ни было, из слов Иванова понятно, что либо проекты со школами не были реализованы, застыв на этапе пылких речей, либо он сам обесценил свои достижения. Словом, вижу одно из двух: либо он просто балбесничал и краснобайствовал ("говорил так, что трогал до слез даже невежд"), а вовсе не "надрывался", то есть, не умеет и не любит трудиться.

Либо же способен довести дело до условного успеха, но поставить "nihil" над сделанным. То есть, обесценить - саму идею, свои достижения (пусть скромные!), а по большому счету, самого себя. И то, и другое характерно для нарцисса.

Читаешь диалог Иванова и Лебедева, и так и вспоминаешь слова нарцисса из одной вашей истории: «Это не тебя много, это меня — мало». Перманентная нарциссическая «недостаточность» — сил, ресурсов, желаний... Из-за которой так скоро и необъяснимо и наступают "кризисы".
Запала, драйва хватает лишь на череду кратковременных идеализаций, но по мере провала начинаний нарастает недовольство собой, в затем - и презрение, и ненависть к себе. Все это мы видим у Иванова.

А заметили весьма показательный рефрен: "не как все", "как никто"? Да почему же, Николай Алексеевич? А вы уверены, что знаете, как веровали, любили и страдали эти "все"? Это противопоставления себя, какого-то "совершенно особенного", всем прочим - также очень характерная нарциссова черта. В грандиозности он противопоставляет себя всем со знаком плюс (условно, "я гений"). В фазе ничтожности, какую мы видим у Иванова сейчас, нарцисс опять же противопоставляет себя другим, но уже со знаком минус. Он хуже всех, первый с конца, самый никчемный, жалкий и горький.

...Но вернемся к тому, что о своем состоянии Иванов говорит окружению. Вот, например, тому же Лебедеву, близко к финалу:

«Слушай, бедняга... Объяснять тебе, кто я — честен или подл, здоров или психопат, я не стану. Тебе не втолкуешь. Был я молодым, горячим, искренним, неглупым; любил, ненавидел и верил не так, как все, работал и надеялся за десятерых, сражался с мельницами, бился лбом об стены; не соразмерив своих сил, не рассуждая, не зная жизни, я взвалил на себя ношу, от которой сразу захрустела спина и потянулись жилы; я спешил расходовать себя на одну только молодость, пьянел, возбуждался, работал; не знал меры.

И скажи: можно ли было иначе? Ведь нас мало, а работы много, много! Боже, как много! И вот как жестоко мстит мне жизнь, с которою я боролся! Надорвался я! В тридцать лет уже похмелье, я стар, я уже надел халат. С тяжелою головой, с ленивою душой, утомленный, надорванный, надломленный, без веры, без любви, без цели, как тень, слоняюсь я среди людей и не знаю: кто я, зачем живу, чего хочу? И мне уже кажется, что любовь — вздор, ласки приторны, что в труде нет смысла, что песня и горячие речи пошлы и стары. И всюду я вношу с собою тоску, холодную скуку, недовольство, отвращение к жизни... Погиб безвозвратно!

Перед тобою стоит человек, в тридцать пять лет уже утомленный, разочарованный, раздавленный своими ничтожными подвигами; он сгорает от стыда, издевается над своею слабостью... О, как возмущается во мне гордость, какое душит меня бешенство! (Пошатываясь.) Эка, как я уходил себя! Даже шатаюсь... Ослабел я».

Вот оно - разочарование "своими ничтожными подвигами", презрение к себе и стыд. Когда-то он считал себя очень значительной величиной. Возможно, ожидал небывалого взлета, широкого признания... но оказался не "наполеоном", а "тварью дрожащей" (а на самом деле обыкновенным человеком, как и мы все, что совершенно нормально и здорОво).

Ну и естественно, все эти "ничтожные подвиги" подкосили грандиозное представление Иванова о себе, из которого он немало лет лепил свое Ложное Я. Совершенно не осознавая, что лепит его и проживая жизнь некого "молодого, горячего, искреннего, неглупого", но не себя самого.

"Нехороший, жалкий и ничтожный человек"

А вот Иванов рассуждает уже сам с собой:

«Иванов (один). Нехороший, жалкий и ничтожный я человек. Как я себя презираю, боже мой! Как глубоко ненавижу я свой голос, свои шаги, свои руки, эту одежду, свои мысли. Ну, не смешно ли, не обидно ли?

Еще года нет, как был здоров и силен, был бодр, неутомим, горяч, работал этими самыми руками, говорил так, что трогал до слез даже невежд, умел плакать, когда видел горе, возмущался, когда встречал зло. Я знал, что такое вдохновение, знал прелесть и поэзию тихих ночей, когда от зари до зари сидишь за рабочим столом или тешишь свой ум мечтами. Я веровал, в будущее глядел, как в глаза родной матери...

А теперь, о, боже мой! утомился, не верю, в безделье провожу дни и ночи. Не слушаются ни мозг, ни руки, ни ноги. Имение идет прахом, леса трещат под топором. (Плачет.) Земля моя глядит на меня, как сирота. Ничего я не жду, ничего не жаль, душа дрожит от страха перед завтрашним днем...

А история с Саррой? Клялся в вечной любви, пророчил счастье, открывал перед ее глазами будущее, какое ей не снилось даже во сне. Она поверила. Во все пять лет я видел только, как она угасала под тяжестью своих жертв, как изнемогала в борьбе с совестью, но, видит бог, ни косого взгляда на меня, ни слова упрека!.. И что же? Я разлюбил ее... Как? Почему? За что? Не понимаю. Вот она страдает, дни ее сочтены, а я, как последний трус, бегу от ее бледного лица, впалой груди, умоляющих глаз... Стыдно, стыдно!

...Сашу, девочку, трогают мои несчастия. Она мне, почти старику, объясняется в любви, а я пьянею, забываю про все на свете, обвороженный, как музыкой, и кричу: «Новая жизнь! счастье!» А на другой день верю в эту жизнь и в счастье так же мало, как в домового...

Что же со мною? В какую пропасть толкаю я себя? Откуда во мне эта слабость? Что стало с моими нервами? Стоит только больной жене уколоть мое самолюбие, или не угодит прислуга, или ружье даст осечку, как я становлюсь груб, зол и не похож на себя... Не понимаю, не понимаю, не понимаю! Просто хоть пулю в лоб!..»

Как видим, самоанализ Иванова упирается в «стеклянный потолок»: он может перечислить исключительно симптомы своего состояния, но терпит крах при потугах понять причины, вызвавшие эти симптомы. Он сам не понимает себя.

Вместе с тем, не говоря о себе ничего конкретного, Иванов говорит о себе все. Свое поведение он называет «кривлянием», «издевательством» и «насмешкой над самим собой». И это его интуитивное понимание очень показательно...

"Столько ты напустил туману..."

Иванов очень, очень мутный. Вздыхает, терзается, перебирает причины, тут же их отбрасывает, убегает из одного места, прибегает в другое, но с криками "и здесь мне тоскливо!" подрывается и оттуда... Такое "загадочное" поведение вызывает недоумение у посторонних наблюдателей и мощный когнитивный диссонанс у близких людей, которые связаны с ним любовными, дружескими узами и которые не могут просто сказать: "Господи, и бывают же такие странные люди" и тут же переключиться на другое.

Атмосфера вокруг такого человека поневоле становится туманной, никто ничего не понимает, начинает сомневаться в себе...

«Лебедев. Нет, ты не ей, а мне объясни, да так объясни, чтобы я понял! Ах, Николай Алексеевич! Бог тебе судья! Столько ты напустил туману в нашу жизнь, что я точно в кунсткамере живу: гляжу и ничего не понимаю... Просто наказание...»

Яростный обличитель, даже преследователь Иванова — доктор Львов. Он считает Иванова «осмысленно преступным, сознательно направляющим свою волю в сторону зла»:

«Не могу говорить с ним хладнокровно! Едва раскрою рот и скажу одно слово, как у меня вот тут (показывает на грудь) начинает душить, переворачиваться, и язык прилипает к горлу. Ненавижу этого Тартюфа, возвышенного мошенника, всею душой..."

Жена до последнего рационализирует поступки Иванова и, защищая перед собой же готовую рассыпаться картину мира, идеализирует его.

«Анна Петровна - Львову. Вы говорите, что Николай то да сё, пятое, десятое. Откуда вы его знаете? Разве за полгода можно узнать человека? Это, доктор, замечательный человек, и я жалею, что вы не знали его года два-три тому назад. Он теперь хандрит, молчит, ничего не делает, но прежде... Какая прелесть!.. Я полюбила его с первого взгляда. (Смеется.) Взглянула, а меня мышеловка — хлоп! Он сказал: пойдем... Я отрезала от себя всё, как, знаете, отрезают гнилые листья ножницами, и пошла... А теперь не то... Теперь он едет к Лебедевым, чтобы развлечься с другими женщинами, а я... сижу в саду и слушаю, как сова кричит...»

Обратите внимание на характерный образ мышеловки. Анна Петровна на самом деле ВСЕ ЗНАЕТ. Как интуитивно, глухо это "что-то не то" при общении с нарциссом чувствуем и мы...

Шура тоже идеализирует Иванова, и для каждого его поступка у нее готова рационализация. Она «не ценит его по номиналу», цитирую Сэма Вакнина. Но ведь прежде чем ценить по номиналу, неплохо бы этот номинал знать. Но нарцисс - тем более такой, "на мягких лапах" - нечитаем словно стертая, слепая монета. Очень трудно рассмотреть ее номинал...

Вот что говорит Шура:

«Виноват же Иванов только, что у него слабый характер и не хватает духа прогнать от себя этого Боркина, и виноват, что он слишком верит людям! Все, что у него было, растащили, расхитили; около его великодушных затей наживался всякий, кто только хотел».

То есть, она видит Иванова слабой, великодушной, доверчивой жертвой неких плохих людей.

Что же думают о нем эти «плохие» люди?

«Лебедев: Столько, брат, про тебя по уезду сплетен ходит, что, того и гляди, к тебе товарищ прокурора приедет... Ты и убийца, и кровопийца, и грабитель, и изменник…»

«Львов. Хороший он человек?
«Косых. Он-то? Жох-мужчина! Пройда, сквозь огонь и воду прошел. Он и граф — пятак пара. Нюхом чуют, где что плохо лежит. На жидовке нарвался, съел гриб, а теперь к Зюзюшкиным сундукам подбирается. Об заклад бьюсь, будь я трижды анафема, если через год он Зюзюшку по миру не пустит. Он — Зюзюшку, а граф — Бабакину. Заберут денежки и будут жить-поживать да добра наживать».

Впрочем, «плохие люди» тоже находят объяснения поведению Иванова и по-своему жалеют его.

«Бабакина. Да, он хороший мужчина (делает гримасу), только несчастный!..

Зинаида Савишна (Зюзюшка). Еще бы, душечка, быть ему счастливым! (Вздыхает.) Как он, бедный, ошибся!.. Женился на своей жидовке и так, бедный, рассчитывал, что отец и мать за нею золотые горы дадут, а вышло совсем напротив... С того времени, как она переменила веру, отец и мать знать ее не хотят, прокляли... Так ни копейки и не получил. Теперь кается, да уж поздно...

Саша. Мама, это неправда.

Бабакина (горячо). Шурочка, как же неправда? Ведь это все знают. Ежели бы не было интереса, то зачем бы ему на еврейке жениться? Разве русских мало? Ошибся, душечка, ошибся... (Живо.) Господи, да и достается же теперь ей от него! Просто смех один. Придет откуда-нибудь домой и сейчас к ней: «Твой отец и мать меня надули! Пошла вон из моего дома!» А куда ей идти? Отец и мать не примут; пошла бы в горничные, да работать не приучена... Уж он мудрует-мудрует над нею, пока граф не вступится. Не будь графа, давно бы ее со света сжил...»

Рецензенты пишут, что, сплетничая об Иванове и усматривая в его поведении меркантильные интересы, общество проецирует на него свои пороки.

«Персонажи пьесы называют Иванова «психопатом» и «нюней», «Тартюфом» и «возвышенным мошенником», «жох мужчиной» и «пройдой». Его поступки толкуются предельно примитивно: «Женился на своей жидовке и так, бедный, рассчитывал, что отец и мать за нею золотые горы дадут, а вышло совсем напротив…»; «Сарру не удалось ограбить, замучил ее и в гроб уложил, теперь нашел другую…»; «к Зюзюшкиным сундукам подбирается…». Но эти пошлые и грубые попытки объяснить поведение Иванова лишь характеризуют «культурные горизонты» их носителей, но отнюдь не его самого.

Подобные суждения опровергаются возвышенным отношением обеих любящих его женщин — Сарры и Саши; нежной дружбой старого университетского товарища Лебедева; тем, что оскорбивший Иванова доктор Львов был немедленно вызван на дуэль управляющим имением Боркиным и графом Шабельским — настолько несправедливо было публично брошенное в лицо Иванова слово «подлец». Наконец, содержание монологов Иванова, в которых раскрывается преследующее его чувство вины, окончательно опровергает слухи и сплетни, окружающие в пьесе личность героя».

Ой, как наивно. Почему эти суждения якобы опровергаются возвышенным отношением Сарры и Шурочки? Они-то относятся возвышенно, не понимая Иванова, защитно идеализируя его и часто рационализируя его поведение. Только каким образом их «возвышенность» доказывает нам, что Иванов не таков, каким его рисует местный «бомонд»?

Боркин и Шабельский оскорбились за Иванова, когда Львов обругал его подлецом? Готовы пролить кровь за дорогого человека? Это два-то циника и манипулятора, которые, как всегда, паясничали даже в такую драматическую минуту?!

Словом, здесь я вижу чрезвычайно прямолинейное толкование реакций персонажей, которое быстрее всего заводит на ложный путь. По типу: Долохов сказал, что он любит мать и сестру — значит, Долохов действительно любит мать и сестру.

Шурочка и Сарра любят Иванова — значит, он не подлец. Не могут же они любить подлеца, в конце концов! Да почему нет-то?!

Или как в недавнем посте про "Непокоренную": Ганс принес родителям изнасилованной им девушки сардинки и сказал, что купит для фермы трактор = Ганс раскаялся.

(на фото - сцена из спектакля "Иванов" Театра наций. Иванов - Евгений Миронов, Шура - Лиза Боярская)

...Конечно, отчасти «мелкотравчатость» Зюзюшки, Бабакиной и К находит выражение в их отзывах. Но, может, все эти «пошлые» люди не так уж и не правы относительно Иванова? Как, в целом, верно набросали образ Онегина деревенские кумушки и кумовья?

«Сосед наш неуч; сумасбродит;
Он фармазон; он пьет одно
Стаканом красное вино».

Бред "пошлой среды"? Или все-таки что-то похожее на реального Онегина, в отличие от идеализирующего восприятия его Татьяной и Ленским?

Человек-ребус

Страдания Иванова выглядят настолько "уникальными", что никто-никто не может их понять, а те, кто считает, что понимают (Шура, Сарра, Львов) — на самом деле не понимают. Вот что пишет литературовед Владимир Катаев в книге «Литературные связи Чехова»:

«Анна Петровна была способна оценить Иванова, каким он был вчера, Иванова «возбужденного». Все последующее его превращение она отказывается понимать и не принимает. Но, увидев мужа с Сашей, она приходит к самому упрощенному и неизбежному заключению. С ненавистью обманутой жены, которая в свое время сама рада была обмануться, Анна Петровна твердит: «Теперь я тебя понимаю... Теперь все понятно... Теперь я все помню и понимаю».

«Сама была рада обмануться»? Ну-ну.

Отказывается понимать и принимать его превращение? А вы, Владимир Борисович, как бы поняли и приняли, если бы вас «вдруг» разлюбили (предварительно лишив всех прежних точек опоры и загнав в изоляцию), стали игнорить, отказываясь назвать вам внятные причины такой перемены?

Далее цитирую Катаева:

«Саша, наслушавшись сплетен об Иванове, убеждена, что правильно понимает его только она: «Николай Алексеевич, я понимаю вас. Ваше несчастие в том, что вы одиноки. Нужно, чтобы около вас был человек, которого бы вы любили и который вас понимал бы». Таким человеком она считает, разумеется, себя. Иванов становится для нее объектом «спасательской» деятельности. Любит она не Иванова, а эту задачу.
Два типа женщин, одна из которых может любить только сильного героя, а вторая, наоборот, только слабого, объединены в пьесе скрытой общностью. Каждая видит не настоящего - меняющегося и противоречивого - Иванова, а свое одностороннее о нем представление».

И снова нет! Анна Петровна любила «сильного героя», но она хочет и готова понять и поддержать его в «слабости». Иначе она бы разлюбила «слабака» и «нытика». Но она пытается достучаться до него, предлагает (сама больная и обессиленная) кучу мер по его реабилитации. Давай будем то, Николаша, давай будем се... А давай вот это попробуем? Но в ответ - тишина.

Примерно так распинаемся перед нарциссом и "налаживаем отношения" и мы - но большую ли отдачу получаем? В лучшем случае, мимолетную, иллюзорную и не адекватную нашим усилиям.

(на фото - сцена из спектакля "Иванов" Театра наций. Сарра - Чулпан Хаматова, доктор Львов - не знаю актера).

И Шура любит не только «слабого» Иванова. Вспомните, Владимир Борисович, текст пьесы. Шура полюбила его давно — когда он был совсем другим (внешне другим), "сильным".

То есть, обе женщины любят и принимают Иванова всяким.

«Ложное понимание, абсолютная убежденность в собственной правоте, неприятие иной точки зрения ведут к роковым последствиям», - продолжает Катаев.

Ведут, несомненно! Но отчего женщины «ложно понимают» Иванова? Оттого что им так нравится? Напротив, они протестуют против мути, разведенной Ивановым.

«Точку зрения Скафтымова о том, что Иванов причиняет зло без злого умысла, следует дополнить: Чехов показывает, что в несчастьях, которые несет Иванов Анне Петровне и Саше, в не меньшей степени повинны они сами. Да, встреча с Ивановым для каждой оборачивается несчастьем. Но он сам в то же время является жертвой их ложного понимания, а их несчастья в истоке имеют их же собственные ложные представления о нем».

Вот как. Уже договорились до того, что Иванов — жертва Анны Петровны и Саши, а они «сами повинны в своих несчастьях». И главное, нам это, видите ли, показывает Чехов! Вопрос, где.

Да, мы могли бы сказать, что Саше и Анне Петровне "нравится обманываться", если бы они владели информацией о том, кто такой Иванов, по каким законам функционирует его личность и каковы перспективы союза с ним. И вот тут они вольны были ответить: "Вы все врете. Нарциссов нет. Вы просто не знаете Николашу. А на самом деле он лучше всех". Или: "Ну, вижу, что нарцисс. Но я решила остаться с ним и пытаться гибко адаптироваться". И в этом случае еще можно было бы говорить о каком-то их личном выборе и ответственности за него - и то, разумеется, без насмешек и осуждения.

Но обе они блуждают в тумане, больше всего на свете желая понять Иванова! Они просто сломали себе голову, пытаясь до него достучаться, вызвать на "серьезный", "откровенный" разговор. И подобия этих разговоров иногда случаются, но запутывают их их, и Иванова еще больше, только усиливают ощущение мути...

Словом, каждый раз при попытке "понять" Иванова их постигает неудача. То он не в настроении говорить (висхолдинг), то его все «задрали», то он спешит, то он на автопилоте самобичуется… а люди, завязанные с ним и страдающие от этого, не этого ведь хотят. Они хотят знать ПРИЧИНЫ такого поведения. Но в том-то и дело, что Иванов сам их не знает и не понимает. У него нет контакта со своим Я. Причины его депрессии непостижимы, в первую очередь, для него же самого.

Тут вспоминается диалог из фильма "Иван Васильевич меняет профессию":

«Якин: - Между прочим, вы меня не так поняли!
Иоанн Грозный: - Да как же тебя понять, коль ты ничего не говоришь!»

Каждому, кто долго общался с нарциссом, знакома эта атмосфера мути, непонятности, постоянного усложнения, наших мимолетных и неверных «озарений» («о, вот почему он такой! Он же Рак по гороскопу!» :), вспышек надежды и маленьких смертей этих надежд. Вот и Анне Петровне кажется, что она нашла причину депрессии Иванова (якобы он влюблен в Шуру). И Шуре кажется, что она ее нашла (Иванов слаб, доверчив, и его никто по-настоящему не любит). И доктор Львов уверен в том, что его понимание верно (Иванов — "возвышенный мошенник" и низкий человек).

Вот что пишет знакомый нам литературовед Катаев:

«В одной из редакций пьесы Иванов разъяснял функции Львова в развитии действия: «Больше двух лет он знает меня, но не было ни одной минуты, когда бы он понимал, что я за человек. Два года он добросовестно разгадывал меня, страдал, не давал покою ни себе, ни мне, ни моей жене, и я все-таки оставался загадкой и ребусом. Меня не понимали...».

Основа ошибки Львова та же, что и ошибок Анны Петровны и Саши: сложного и меняющегося человека он подводит под готовые, общие и категоричные определения. Но непонимание Иванова именно этим персонажем казалось Чехову особенно серьезным», - продолжает Катаев.

Ох уж эти «сложные и меняющиеся человеки», эти «противоречивые» и «многогранные» натуры, которые у нас по давней традиции противопоставляются «простым», понятным и едва ли не примитивным людям. Что же нам пытаются внушить? Что «сложность», проистекающая от незнания себя и неконтакта со своим Я - «лучше», чем «простота», порождаемая пониманием себя и своих потребностей? Но не абсурд ли это? Не опасный ли абсурд?..

Ну и отдельно о том, что "непонимание Иванова именно этим персонажем казалось Чехову особенно серьезным". Это Чехов где-то сказал? Или додумываем за Чехова?

Ампутация души

Мне всегда интересно, как понимают тот или иной образ «простые люди», то есть, не критики и не литературоведы, а те, для которых, собственно, книги и пишутся. Поэтому я люблю читать отзывы и рецензии. И вот что насобирала об Иванове.

* «Сюжет, очень давящий на психику. Метания главного персонажа, который не может справится со своими эмоциями, не может разобраться сам в себе, всё это очень напрягает, удручает и у меня к финалу чтения даже разболелась голова. Множество негативных и даже каких-то занудных монологов главного персонажа меня просто утомили. Очень шокирует и поражает его отношение к больной жене. Нет никакого сочувствия, понимания, только эгоизм, цинизм, своё "эго"... У некоторых людей, бывает, хочется спросить: "Вам ампутацию души не проводили?" Бездушные и равнодушные идут мимо жизни».

* «Иванов - это человек-загадка. Непонятно сначала, злодей он или наоборот. В этом интрига книги. На самом деле сам Чехов писал, что это не злой и не хороший персонаж. Как такового противостояния добра злу нет в книге. Иванов типичный дворянин, который разорился и запутался. Выход есть только один - пойти против совести и жениться по расчёту.

Он совершает плохие поступки и его мучает совесть. Он по-своему честен, не умеет притворяться, но со стороны кажется, что играет какую-то хитрую роль. Он сложный человек. Отец Саши говорит: любишь - женись, не любишь - не женись, сахар - белый, сапоги - чёрные, всё просто. У Иванова всё сложно».

* «Это трагедия хорошего человека, который не приспособлен к жизни, чем пользуются негодяи и обманывают его, пускают о нём сплетни, приписывают свои стремления. Во-вторых, это меланхолия молодого ещё мужчины, который устал телом и душой. Если есть надежда - и в старости хорошо. Но у Иванова её нет, как нет и радости: мелькнула на мгновение любовь, поманила платьем голубым, а потом обернулась виной.

Когда тебя укоряют другие - пусть, когда совесть тебя грызёт - тяжело. Мы все совершаем поступки, за которые потом стыдно. И важно как раз само наличие стыда. Да, герой некрасиво поступил с женой, но не намеренно. И он не лгал».

* «А что вы хотите? Разгадать загадку, над которой бьются уже несколько поколений со времен выхода этой пьесы? В чем секрет Иванова: человека-разрушителя, который сеет вокруг себя одно зло, и при этом остается любимым прекрасными женщинами, друзьями, которые ради него готовы на многое?

И почему доктор, такой высоконравственный и положительный, вызывает у нас неприязнь за свое негативное отношение к Иванову? А может потому, что Иванов – человек? Живой, сомневающийся, видящий свои пороки, ненавидящий себя за это и не способный что-либо изменить в себе и вокруг. Слабый человек, которого утоптала жизнь. Ведь он хотел многого: быть полезным обществу, служить ему, а ничего не вышло! Это страшно, но у большинства нет даже попыток сделать в жизни то, что пытался сделать Иванов! Так вправе ли мы осуждать его?»

(Уффф... И меня тоже вымотал Иванов... В заключительной части я расскажу о нарциссической депрессии, чувстве вины Иванова, которое многие критики принимают за голос совести. И напоследок будет многим известная песня всем известного талантливого певца о том же самом, что у Иванова.)